Армия Трясогузки. Повесть - Страница 57

- Рёбра целы? - спросил Хрящ,

- Не знаю, - ответил Конопатый. - Я ещё пьян. Меня коньяком угощали.

Ему не поверили, а он не стал спорить - больно было говорить.

Вернулся Малявка с пучком широких листьев и приклеил их ко всем синякам и ссадинам. Конопатого накрыли тряпьём. Он пригрелся и заснул. Беспризорники сидели вокруг, молчали, и каждому почему-то припомнилась своя короткая и такая несчастная жизнь.

Только Мика думал о другом. Беспризорников из Читы уводить нельзя: Конопатый не может сейчас отправляться в трудную дорогу. Не бросать же его здесь одного! Как же быть? Что бы сделал отец? Отменил бы свой приказ или нет? Наверно бы отменил! Да и опасность, вроде, миновала.

Конопатого отпустили - значит, и других, мальчишек искать не будут. Можно переждать несколько дней. А пока надо подготовить беспризорников к переселению. Момент для решительного разговора, к которому Мика готовился давно, был подходящий. Он оглядел мальчишек.

Свечка скупо освещала невесёлые задумчивые лица. Снаружи завывал осенний ветер. Сквозняк раскачивал жёлтый язычок пламени. По стенам котельной метались большие косматые тени. Было тоскливо и холодно. А мальчишкам хотелось хоть чуточку тепла и ласки. Но впереди ничего этого не было видно, и они старались не думать о будущем.

Они думали о прошлом, о том далёком прошлом, в котором у каждого осталось что-то хорошее, казавшееся теперь сказочно прекрасным. Был дом, была своя кровать, были заботливые руки матери и были руки отца - сильные и добрые. Где всё это? Куда исчезло?

- У меня мама ещё при царе умерла, - неожиданно произнёс Мика. Он отгадал, о чём думают ребята.

- А у меня обоих нету, - отозвался Малявка. - Они врачами были… Спрятали раненого партизана, а семёновцы пришли - и все… Мы на берегу жили… На обрыве расстреляли… И в воду…

- Кому ещё навредили семёновцы? - спросил Мика.

Сразу заговорили несколько мальчишек.

- Руки! - крикнул Мика. - Поднимайте руки!

Поднялось несколько рук.

- А унгерновцы кому?

Ещё поднялось три руки.

- А японцы?

Растопырив пальцы, вытянул руку Хрящ.

- А каппелевцы? - продолжал опрос Мика и подсчитал руки: - Пять!… А Колчак?

Пострадавших от Колчака было больше всего.

- Ничего себе счётик, - сказал Мика и задал самый главный вопрос, ради которого он и затеял весь этот разговор: - А кого большевики обидели? Есть такие?

- Есть!

Все повернулись к одному из телохранителей Хряща.

- Врёшь! - крикнул Мика и подскочил к парню. - Говори честно!

- Красные моего старшего брата кокнули! - ответил мальчишка.

- За что? - вскипел Мика. - Врёшь!

- Не вру!… Во ржи… Там бой был, а он убитых обшаривал. Его поймали - суд… Трое сбоку - ваших нет!

- Ну и правильно! - сказал Хрящ. - Воровать у мёртвых - последнее дело!… И катись от меня! - царёк оттолкнул парня. - Ты больше не телохранитель!

- Вот я и спрашиваю, - опять заговорил Мика, - кого обидели большевики? - Он поднял свечу над головой и по очереди оглядел всех мальчишек. - Нет таких?… И не будет!… А мы что - так урками и останемся? Скоро красные сюда придут, а мы так и будем по подвалам прятаться? Не надоело?…

- Заговорил! - улыбнулся Хрящ. - Давно бы так, а то мутил да темнил… Мы народ дошлый - всё понимаем!…

СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Владелец передвижного цирка проклинал тот день и час, когда он привёз свою труппу в Читу. Не вовремя приехали они сюда. Гвоздь программы - слон Оло выступал всё хуже и хуже. У него никак не заживала нога, повреждённая в вагоне цепью. Ему бы надо дать передышку, но без слона зрителей в цирк не заманишь ничем. После каждого выступления раскрывался шов на задней ноге Оло. Слон возбуждался и не хотел подпускать к себе дрессировщика. Скучал Оло и по старому хозяину, который продал его и уехал в Китай.

Владелец цирка с радостью перебрался бы из Читы куда-нибудь на восток, но для переезда требовалось четыре грузовых вагона, а дорожная служба не могла предоставить ни одного. Застрял цирк в читинской «пробке». Чтобы не прогореть совсем, владелец не разрешил отменять представления. Он даже заботился о расширении актёрского состава. Узнав, что распалась одна из бродячих трупп, гастролировавших на станциях КВЖД , он послал артистам приглашение и обещал хорошую плату, но ответа пока не получил.

Брезентовый купол шапито был раскинут там же, где когда-то стоял цирк, в котором выступали родители Цыгана. Рядом громоздились подсобные пристройки. В отдельном щитовом сарае с высокой дверью помещался слон.

Цыгана давно тянуло побывать в цирке. Но вечером, когда начинались представления, в трактире - самый наплыв посетителей, не выберешься. А днём в цирке делать нечего.

Цыган по афишам определил, что это не та труппа, в которой он знал всех, начиная от хозяина и кончая глухим сторожем. Но всё-таки он не вытерпел и пришёл днём к цирку.

Настроение у Цыгана было расчудесное. Он только что бегал к Мике и узнал, что операция с документами прошла удачно. Правда, избили Конопатого, но это не беда. Парень он жилистый - поправится дня через два.

Уходить из Читы вместе с беспризорниками Цыган не собирался. Они с Микой немножко поспорили, но потом и Мика согласился. Семёновцы успокоились, опасность миновала. Зачем же терять такой превосходный наблюдательный пункт, из которого можно читать самые секретные распоряжения врага?

Насвистывая какой-то цирковой мотивчик, Цыган раздвинул полотнища, закрывавшие вход под купол, и заглянул внутрь. Там был полумрак. Смутно виднелись круто подымавшиеся кверху ряды скамеек. На арене, посыпанной опилками, тускло поблёскивала металлом тренировочная перекладина. На Цыгана пахнуло неповторимым, знакомым цирковым запахом. Пусто. Тихо. Только хлопал на ветру брезент у вентиляционного люка. Да где-то за цирком у служебных помещений сердито кричали люди.