Один за другим стали появляться беспризорники. Начался обычный предобеденный ритуал. Хрящ сидел в плетёном кресле перед широкой доской, положенной на кирпичи. Мальчишки подходили и выкладывали на доску свою добычу. Отчитавшись перед царьком, они усаживались вдоль стен, поджидая остальных беспризорников. Мика стоял сзади царька, как третий телохранитель. Мальчишки видели его, но никто не спрашивал, кто это такой. Хрящ знает - этого достаточно.
А на доске росли и росли горки всякой снеди: творог в тряпице, горсть подсолнечных семечек, четыре огурца, кусок вяленой медвежатины, два яйца. Следующий беспризорник подошёл к доске и потряс плечами, освобождаясь от какого-то невидимого груза. К его ногам из-под одежды выпала связка сушек. Он поднял её и положил перед Хрящом. Царёк только взглянул на телохранителей, и те набросились на беспризорника. Четыре руки огладили, ощупали его, и на доске очутились ещё две сушки, которые мальчишка прятал за пазухой.
- Без обеда! - изрёк Хрящ.
Подошёл Малявка, жалкий, с обречённым лицом, с губами, заранее сложенными на плаксивый манер. Руки он держал за спиной.
- Опять? - спросил Хрящ и, не дожидаясь ответа, повернулся к левому телохранителю. - Который день он пустой?
- Третий.
- Позавчера кормили?
- Кормили.
- Вчера?
- Кормили.
Хрящ посмотрел на Малявку и вынес приговор:
- Вчера задарма кормили, позавчера кормили - сегодня великий пост.
Малявка всхлипнул и без всякой надежды показал палку, которую держал за спиной.
- А это не примешь?
- Покажи-ка! - воскликнул Мика.
- Не лезь! - осадил его Хрящ и сам взял палку с большим серебряным набалдашником.
Мике показалось, что именно эта палка была в руке у Бедрякова, когда он приходил к отцу.
- Где взял? - спросил Хрящ у Малявки.
Маленькая надежда засветилась в глазах у мальчишки, и он, всячески стараясь разжалобить царька, рассказал, как его чуть не убили в лесу за станцией. Он скрыл, что собирал там бруснику, а в остальном не соврал ни слова.
Сначала он услышал крики, потом выстрелы. Малявка испугался и спрятался в кустах. Мимо пробежал хромой человек с палкой. За ним гнались солдаты, стреляли на бегу. Человек с палкой упал. Солдаты уволокли мёртвого к станции, а палка осталась в брусничнике. Не заметили её семёновцы или забыли.
Хрящ погладил серебряный набалдашник, как скипетр, взял трость, приосанился. Эта вещица ему понравилась.
- Пост отменяю! - сказал он и добавил: - На два дня.
А Мика готов был расцеловать Малявку за эту новость. Теперь отцу ничто не угрожало…
Беспризорники всё шли и шли. На доске уже лежали и куски домашней колбасы, и сахар, и снетки. Стояли даже два глиняных горшка, украденных из чьего-то погреба. В одном горшке - ещё тёплая гречневая каша, в другом - сметана.
Увеличилось и число наказанных. Иной раз Хрящ просто тыкал пальцем в какого-нибудь беспризорника и, ничего не объясняя, говорил:
- Ты уже наелся. Обедать будешь завтра.
Никто не спорил, потому что царёк редко ошибался. Он каким-то чутьём узнавал провинившегося.
Когда все пришли, Хрящ торжественно объявил:
- Делёж!
Все бросились к доске. Наступил самый ответственный момент. Хрящ мог дать больше или меньше, мог выбрать что-нибудь вкусное, а мог сунуть горсть семечек - и всё.
- Слушай, Хрящ! - смело, как Трясогузка, сказал Мика. - Подожди!… Сколько, по-твоему, вся эта еда стоит?
Царёк снял цилиндр, положил его рядом с собой на доску.
- Купить хочешь?
- Продай!
- Гони десятку!
Беспризорники думали, что всё это шутка. И Хрящ назвал цену тоже в шутку. Откуда у этого оборвыша десятка? Да и зачем ему эта торговая сделка! Но Мика вытащил из кармана десять рублей и положил на цилиндр.
- Моё? - спросил он, указывая на еду.
- Забирай, - растерянно произнёс Хрящ, не успев сообразить: выгадал он или проиграл.
- Жадюга! - крикнул Малявка Мике. - Обожрёшься! Лопнешь!
- Не лопну! - весело ответил Мика. - Конопатый! Ты своим глазом хвастаешься!… А ну-ка, раздели на всех поровну!…
О несчастье, которое произошло в доме Митряевых, узнала вся Чита. Старики припоминали прошлое и говорили, что над этим родом всегда висело какое-то проклятье. Пожар и бегство управляющего, прихватившего с собой деньги и девочку, - новое тому подтверждение. И когда Платайс, мрачный, подавленный случившимся, вошёл в церковь, многие оглянулись на него - кто со злорадством, а кто и с сожалением.
Он выждал, пока уляжется любопытство, вызванное его приходом, и подошёл к стойке, за которой Трясогузка продавал свечи. Это была их первая в Чите встреча.
- Выдрать бы тебя, - тихо сказал Платайс, подавая мелочь, - да нельзя в церкви!
Трясогузка не моргнул и глазом. Выбрав свечу, он протянул её, доложил скороговоркой:
- Мику отвёл к Хрящу. Бедрякова убили семёновцы. А с колокольни виден склад со снарядами.
Чтобы оправдать задержку у стойки, Платайс вынул ещё одну монету и спросил:
- О Бедрякове - точно?
Трясогузка подал вторую свечу.
- Точно! Видел один шкет не из врунов. И палка с набалдашником у Хряща. Могу достать.
- Не надо. А за складом понаблюдай сверху.
Платайс отошёл, около иконы зажёг свечи, постоял, глядя в пол, послушал негромкий говорок священника и вышел с опущенной головой.
День начинался удачно. Платайс ещё ночью проверил, есть ли у дома секретный пост, и убедился, что он снят. Потом приехал Карпыч и, пока вез Платайса к церкви, сообщил, что Лапотник благополучно доставил груз партизанам. А теперь ещё это известие о Бедрякове! Но можно ли верить мальчишкам? Где бы перепроверить это известие? Может быть, у самого подполковника Свиридова?