Прохожих было много, большинство военные. Солдаты шли и строем, и в одиночку. И все с любопытством оглядывали коляску с большой овчаркой, сидевшей между мужчиной и девочкой. Во многих дворах дымились походные кухни. Казалось, что коляска едет не по городу, а по военному лагерю.
Миновали ещё один поворот. Эта улица вела на городскую окраину. Дома здесь стояли пореже, грязь на дороге стала гуще.
- С приездом, однако, господин Митряев! - неожиданно произнёс извозчик, когда поблизости никого не было. - С благополучным приездом! - добавил он, не поворачиваясь. - Отчаянная голова! Надо ж - в такую берлогу сунуться! Да ещё с сынишкой!
Мика вздрогнул и сжался. Платайс спокойно похлопал сына по колену.
- Всё, Мэри, в порядке!… Такой тройной шрам лучше всякого пароля… Откуда он у вас, Карпыч!
Извозчик шумно вздохнул, приподняв широкие плечи.
- Молодой был - дурной… Один на медведя хаживал… Осталась памятка от когтей.
- Скажите, Карпыч, - спросил Платайс, - вы заметили что-нибудь или знали, что я с сыном?
- Партизанский телеграф донёс, а так, вроде, не заметно.
Карпыч говорил тихо, глухо и ни разу не оглянулся на седоков.
- Вы уж того… не обижайтесь!… - попросил он. - Со спиной моей говорить приходится. А что поделаешь?… Глаз чужих много… Бедному извозчику вроде не о чем с японским богачом беседовать… Особо по первому разу… Опасно… Нас тут недавно крепко потрясли… Вдвоём, считай, остались… Слабая мы вам подмога.
- Ничего, Карпыч, ничего! - сказал Платайс. - Дайте мне только оглядеться… А кто второй?
- Тоже извозчик - ломовой.
- А звать как?
- Все Лапотником прозывают. И вам так же надо, - Карпыч причмокнул на лошадь и кнутом указал на почерневший от времени особняк. - А вон и усадьба Митряева… Держитесь: управляющий - жох! Что там проверка на вокзале! Этот похуже будет - печёнку выест!… Ну, а меня, когда надо, на площади у станции найдёте.
- Мы что-нибудь получше придумаем, - возразил Платайс.
- Всё, однако! - прервал его Карпыч. - Помолчим… Опасно.
Забор вокруг усадьбы был добротный, высокий, без единой щёлочки. Ворота и небольшая дверь в них наглухо заперты. Массивные ставни на окнах второго этажа, видневшегося за забором, тоже были закрыты. Не дом, а крепость или острог, угрюмый, почерневший.
Карпыч остановил лошадь у ворот и долго стучал кнутовищем в запертую дверь. Платайс и Мика сидели в коляске. Овчарка скулила и с беспокойством поглядывала то на них, то на забор. Она просила разрешения отойти от хозяев. Платайс кивнул головой - разрешил. Чако сорвался с места. Он мчался не к воротам, а вдоль забора. И Платайс успел заметить, как метрах в десяти справа от ворот закрылся потайной глазок, прорезанный в доске.
Не добежав до «глазка», Чако остановился и пошёл назад. Он слышал шаги за забором. Человек, следивший за коляской, приближался к воротам. Дверь открылась.
- Кого привёз, Карпыч? - спросил высокий костлявый мужчина с чёрными крохотными усиками и гладко причёсанными на прямой пробор волосами.
- Известно кого, Ляксей Петрович, - ответил извозчик. - Братца хозяина вашего - царство ему небесное. Не дождался, горемычный…
Управляющий пригнулся, пролез сквозь низкую дверь с высоким порогом и, косясь на овчарку, скалившую зубы, дважды сдержанно поклонился: сначала Платайсу, потом - Мике.
- Милости просим!
Выпрямившись, он представился:
- Ицко, Алексей Петрович. При вашем брате состоял в управляющих, а теперь - ваша воля.
- Я думаю, - ответил Платайс, - мой брат плохих людей не держал, а хорошие и мне нужны.
- Милости просим! - повторил управляющий и, скрывшись за воротами, быстро распахнул обе створки.
Карпыч подвёл лошадь к широкому крыльцу с резными потрескавшимися балясинами, покрякивая, снял чемоданы и сказал Платайсу:
- Вот и прибыли… Дай вам бог удачи, однако, господин Митряев!
Платайс достал кошелёк, протянул Карпычу пару крупных бумажек, предупредил:
- У меня много будет поездок. Ты, дед, каждое утро заглядывай сюда. Управляющий скажет, нужен ты или нет.
Пряча поглубже деньги, Карпыч широко улыбнулся. Рубцы на щеке разошлись, как меха гармошки. За сивыми усами прорезались белые крепкие зубы.
- Да за такую деньжищу!… Да я день-деньской у ваших, ворот торчать буду!
- Не надо! - улыбнулся и Платайс. - По утрам заезжай.
- Куда прикажете? - спросил управляющий, подымая чемоданы.
- Оба в спальню. А затем приходите в кабинет, - сказал Платайс и первый уверенно вошёл в дом, знакомый по плану, начерченному настоящим Митряевым. - Ну, здравствуй, хоромина!… Сколько же лет я в тебе не был?… Лет пятнадцать?… Нет, больше! - В голосе Платайса звучало неподдельное волнение. - Мэри! Я здесь и родился!… Нравится тебе этот дом?
- Не очень, папочка! - хрипловато ответил Мика и прокашлялся, чтобы голос стал потоньше.
- Ваша дочка простыла в дороге? - спросил управляющий. - Можно ванну истопить горячую. Только служанки в доме нет. Я всех слуг уволил, чтобы не платить даром.
- Не надо! - отказался Платайс. - Ванну истопите вечером… А у Мэри это после тифа, да ещё и воспаление лёгких было.
- То-то я смотрю - волоски короткие! - посочувствовал управляющий.
«Глазастина длинноногая!» - про себя обругал его Мика.
- Жду вас в кабинете, - сказал Платайс, остановившись у одной из дверей.
- Слушаюсь!
Управляющий кивнул головой и понёс чемоданы дальше - в спальню.
Кабинет был обставлен вполне современной мебелью. Большой стол с богатым чернильным прибором и дорогими костяными счётами. Диван и три кожаных кресла. По стенам - шкафы с застеклёнными дверцами, на полках - конторские книги. У камина - новая полированная качалка с длинными выгнутыми полозьями. И только за столом стояло очень старое широкое дубовое кресло с высокой, как у трона, фигурной спинкой и толстыми подлокотниками.